Eлена Днестровская
…и я выхожу из дома
Повстречаться с иной судьбой
Целый мир – чужой и знакомый
Породниться готов со мной.
Н. Гумилев
А МЫ ВОТ СЪЕЗДИЛИ НА БЕЛУХУ
(попытка рассказать о предсвадебном путешествии)
МЫ
Есть в близости людей заветная черта,
Ее не перейти влюбленности и страсти.
А.Ахматова
На Алтай мы приехали вчетвером: Макс с Дашей – воплощение идеального союза ян и инь: поженившись почти год назад, они сохранили удивительно бережное отношение друг к другу, и мы с Костей - заявление в загс подали непосредственно перед отъездом. Мы ехали не по совету Высоцкого – «парня» проверять или отношения, а чтобы залезть на Белуху, которая не давала покоя нам обоим еще задолго до знакомства. Просто не подумали, что в процессе залезания неожиданно проверим и парня, и девушку, и отношения…
Такой команды в горах у меня не было никогда. Обычно коллектив подбирается сугубо спортивный - суровые мужчины, прежде всего альпинисты, глубоко озабоченные маршрутом, и я в роли солнечного зайки, а так же сигнальной сирены – «Страшно, мужики… Страховку давай!» На этот раз в нелегком пути по горным тропам нас сопровождают толстые крылатые мальчишки со стрелами, любовь и нежность расточают перед нами рубины волшебства. На тропу мы выходим не раньше одиннадцати.
Мы поровну делимся на женщин и мужчин, а также на хоббитов и мармотов. Наша палатка-крошка создана не для людей: она называется "Хоббит", и предназначена для гномиков. Макс с Дашкой дразнят нас хоббитами из своего огромного мармотского дворца, а мы их - мармотами.
КЛИМАТИЧЕСКИЙ УЖАС
Господь немилостив к жнецам и садоводам.
Звеня, косые падают дожди.
А.Ахматова
Размягченные московской июльской жарой, выходим в шортиках из самолета, а в Барнауле - 7 градусов. Негусто. Но хотя бы солнечно! Следующие три недели было еще и мокро- сырая палатка, и почты не жди.
Пятнадцать часов автопробега до Тюнгура - с погодой та же картина.
- Как же вы этой водой зубы будете чистить? От нее даже руки сводит! - пожилая алтайка моет умывальник на базе.
- Ни за что не буду! У вас всегда так холодно?
- Что вы! Тепло, и даже жарко бывает. Только этим летом… Как в мае началось: то снег, то дождь. Ни картошка не растет, ни огурцы...
В этом сезоне Белуха не хочет принимать гостей: за все лето на вершине побывали только две команды. Ни погоды, ни видимости. Чтобы познакомиться с Алтаем поближе, а также в смутной надежде на общее улучшение климата, мы выбрали самый длинный маршрут - через пять перевалов, и пробирались к нашей горе по конским тропам сквозь дожди, красоты и туманы, радости и беды.
"Мало кто может похвастать, что был на Белухе и что-то с нее видел", - сказал нам один МЧС-ник. Факт.
МЕСТНОСТЬ: ФЛОРА, ФАУНА И КРАТЧАЙШАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
Алтай — колыбель цивилизаций; центр четырех океанов;
место встречи Будды, Христа и Магомета.
Из учебника истории Алтайского края
Горный Алтай – край первозданный, по-сибирски малолюдный, от Москвы бесконечно далекий. Древняя Согдиана и современная Монголия ближе к нему, и не только географически. Курганы, каменные идолы и магические знаки на скалах молчаливо хранят древние секреты.
Долговязая нескладная конопля бесполезно колосится на заимках аборигенов, эдельвейсы пушисто светятся каплями рос и дождей, лишайники на камнях кустятся космато. Красные цветы на плоских серых камнях, желтые маки, водопады ручейков – Алтай дает уроки ландшафтного дизайна. Округлые зеленые холмы противопоставлены льду и вертикали Ак-кемской стены.
Вечерами – костры, близкие звезды, «сладкие грезы чуждых побережий». Ночная мгла пронизана стройными виденьями и горячими шепотами далеких стран, о которых мы совместно мечтаем. Утром кипит другая жизнь: куропатки выпархивают из-под ног так внезапно и шумно, что вздрогнешь, бурундучки шмыгают повсюду с веточками зелени в зубах, крыса перетаскает детенышей через тропинку. Макс с Дашей поймали птичку и мучают ее. Лошади с грустными глазами носят на спинах рюкзаки.
МЕСТНЫЕ ЖИТЕЛИ
В чащах, в болотах огромных
у оловянной реки, в срубах мохнатых и темных,
странные есть мужики.
Н.Гумилев
Однажды на подходе к перевалу мы остановились сфотографировать чумообразную конструкцию из коры. Обсуждая лаконичность ее структуры, своими восторгами разбудили конюха-алтайца, который, оказывается, спал внутри. Ну, конечно, спросили Главный Вопрос - далеко ли до перевала?
- Какой перевал! Идите домой! Туда пока дойдешь... Я вчера ходил, сегодня весь день сплю. И лошадь спит! Четыре часа по грязи, а потом три часа по снегу! Погода замучила... Домой давайте! - и закрыл дверь чума неприветливо.
Поскольку от дома нас бесповоротно отделили 5 часов на самолете и 800 километров на автомобиле, «давать домой» нам «не с руки». Мы не послушались алтайца и перевалили, и теперь у нас цветочки бодро торчат из снега - показывают нашей потрепанной молодоженской бригаде, как надо относиться к временным неприятностям. Пятнадцать сантиметров аппетитно скрипучего зимнего снега на альпийских лугах в июле – нет, это не может быть нормой. Это климатический ужас.
На месте ночевки мы догнали группу туристов с дочкой Сашей пяти с половиной лет. Для таких матерых спортсменов, как мы, достижение сомнительное... Группа туристов гуляет во вьетнамках по снегу, а дочка Саша шаловливо кувыркается в нем, радуясь летней зиме. Скрюченно нахохлившись около горелки, я размышляю логически. Высота Белухи 4506м. Что я одену на себя там, если сейчас, на 2000м, я уже сижу «во всем»?? Сашин серебристый смех звенит колокольчиком, прогоняет тревоги прочь.
Невероятно, но факт - где-то за этими облаками сидит Белуха. "Здесь волк, далеко не ходите". Поют птицы. Волка не видно, но далеко не ходим. Розовый морозный закат. Московская жара стала воспоминанием, - и не самым худшим… Из-за облаков показалась белая громада какой-то горы, слишком высокой по сравнению с видимой частью пейзажа, и сразу скрылась, словно смутившись своей несоразмерности.
ОНА
И надо мною пламенели
снега неведомых высот…
Н. Гумилев
Белуху мы первый раз увидели следующим утром, 31 июля, когда сгинули, наконец, облака. Утро морозное, белоснежное и почти летнее. Недоступная и прекрасная, на два с половиной километра выше остальных гор, возвышается наша белая алтайская красавица ледяной стеной над озерами и долинами. Обе вершины Белухи, ровный, как по линейке прочерченный гребень между ними, Корона Алтая, Акаюк - все как на ладони. Но нам до них еще три дня ходу. Прозрачный горный воздух делает расстояния призрачными.
Первое свиданье с горой всегда вызывает у меня переполох эмоций. Как будто ночью в чащобе вспыхнул карманный фонарик, и все шерстяное, пернатое и лешее население ночных кустов бросилось наутек. Мохнатый древний суеверный ужас зыркнет из-под нечесаных бровей и нехотя зашаркает прочь от света, белой птицей к звездам взлетает восхищение – как же опять она прекрасна и величественна, наша новая вершина, серой белкой промелькнет знакомое сомнение – а хватит ли мне сил. Еще раз просмотришь маршрут и удивишься собственной смелости и трусости.
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
- Согласны ли вы взять в жены эту женщину?
- Нет.
- А эту?
Вот пойми-ка попробуй-ка этих мужчин! Вначале, жертвуя собой, он забирает все в свой рюкзак, чтобы любимой было полегче, потом устает от перегрузки и эту несчастную любимую свою готов порвать, как лис хомячка. Вчера он кричал, что сам приготовит еду, потому что мои руки, как впрочем, и мои ноги, и вообще вся я... А сегодня звучат традиционные русские народные песни про домострой и патриархат. "Не дождешься!" - кричу в ответ, и спохватываюсь, что этой реплике недостает женской мудрости, иронии, хладнокровия... Зато темперамента сколько. Мое привычное амплуа боевой подруги постоянно вступает в противоречие с зарождающимся светлым образом покорной почти-что-жены. Макс с Дашей заинтересованно наблюдают за развитием военных действий.
В целом мы терпеливо выносим несовершенства друг друга. Ведь у нас столько общего! Например, вспыльчивость. С Костей вообще все непонятно. Мне подруга рассказывала: бывали случаи, когда сразу ясно, мужчина не твой, не твой. Потом раз не твой, два не твой, а он уже живет у тебя в квартире, готовит тебе кофе по утрам, а ты его по вечерам встречаешь с блинами, готовая на все. Вот это мой как раз случай…
БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали…
К.Бальмонт
Уже три часа мы корячимся на скучном травянистом склоне, поднимаясь к последнему перевалу перед Ак-кемским озером. Сегодня погода ведет себя хорошо: солнце, конечно, не греет, но хотя бы светит. Далеко внизу, в долине остались водопады и швейцарские виды с озерами. Чтобы почувствовать прилив энергии, нужно просто оглянуться на них. Перевал все никак не сдается – за перегибом еще перегиб, силы кончаются, рюкзаки тяжелеют, любопытство тает. Уже несколько минут смотрю только себе под ноги. Нецензурные вопли восхищения любимого заставляют меня поднять глаза, и я неожиданно вижу другую долину уже с перевала.
Постепенно ко мне возвращается способность дышать и воспринимать пространство. Внизу простирается длинное плато, ярко-зеленым ковром уходящее к горизонту. Серые треугольники скальных вершин оттеняют ослепительную ледовую стену Белухи. Величие одинокого белоснежного хребта среди зелени полей под синим куполом неба – разве не ради этого зрелища мы ехали и шли сюда?
Еще пара часов, и мы внизу. Мутно-зеленая река с ледника льется на широкое плоское дно долины, как на блюдце. Ее рукава широко и бессчетно разливаются по песку, - уменьшенная копия висячих долин Памира, - и соединяются в Ак-кемском озере. Чтобы попасть в базовый лагерь, все рукава этой леденящей кровь реки нам нужно перейти вброд. Даша идет по колено в холодной воде и плачет – сводит ноги. А я хочу купаться! Но Макс и Костя, которые каждый вечер принимают ледяные ванны в озерах и реках, не хотят составить мне компанию. Видимо, для них купание имеет чисто практический смысл. Как только я выхожу из воды озера на зеленоватый песок, погода портится. Значит, будем сидеть и ждать. Я рада – у меня больше нет сил носиться по горам.
Непогода затянулась. Медлительно сидя в тумане, мы долго вспоминали тот солнечный день, когда с перевала увидели хрустальный горизонт ак-кемского хребта. Он и сейчас иногда виден мне за хмурым московским небом…
МИНИСТЕРСТВО ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ
Есть что вспомнить, да нечего детям рассказать.
В Базовом лагере мы стояли на территории МЧС-ников, и за три дня непогоды познакомились с ними, как следует. Для них женщина – это редкий праздник души, и они развлекали нас очень светски: предложили самогонку по алтайским рецептам, рассказывали щекотливые анекдоты, пели под гитару.
- Собачье счастье в собачьих лапах!
- Погода пасмурная, временами дождь. Все восхождения отменены!
- Какая гора! Сегодня баня!
- А еще вот этих вот (это нас с Дашкой) надо в баню отправить. А то у них это, как его… матрихат.
- Москва – это такая провинция! Захолустье… Так далеко. Вам там не страшно? Что вы сюда-то все прете, москали?
- А вот я сейчас водки выпью и на гору не пойду! - Сказано – сделано. К нашему удивлению, на гору он и правда не пошел, хотя его ждала там группа, которой он обещал свое гидство. Ничто человеческое не чуждо спасателям.
Костя рассказал им, что через месяц мы поженимся, и они притихли ненадолго, задумались о своей бродячей судьбе, может быть? Мы тоже с Костей помолчали, подумали…
Утром показалось было солнышко, но к часу пришла черная туча, и скрыла из глаз и стену, и зеленые холмы. Гор нет. Только озеро, трава и лошади, тающие в молочной дымке…Третий день дневалим.
ТОМСКИЕ НОЧЕВКИ
Ахмет-Оглы берет свою клюку
И покидает город многолюдный.
Н. Гумилев
Больше сидеть невозможно! С ненадежным утренним солнышком выходим на Томские. Наконец на волю! Тропинка ведет меня вдоль берега, мимо лиственниц и водопадов, петляет среди разноцветных мелководных озер с рыжими травинками, пробирается между расцвеченными лишайником камнями. Незнакомые суровые дядьки отгадывают наши намерения, - если по этой тропе идешь с рюкзаком, значит на вершину - многозначительно жмут руки и желают удачи. Люди встречаются интеллигентные - один утонченный вельможа в кружевном камзоле поцеловал мне руку! Правда, не правую (там ледоруб был), а левую, и камзол у него на самом деле был не кружевной, да и не было совсем никакого камзола, но все равно романтично. Деревья сменяются тощими узколистыми кустиками, похожими на бамбук. Есть в этом саду камней какое-то неуловимое японство…
Особенность экспедиции: с нами идут неизвестно чьи дети числом более 7 - точнее сложно определить, поскольку они, как рыбки в аквариуме, постоянно в движении, а лет им от 5 до 11. Они идут налегке, в хорошем темпе, то и дело обгоняя нас с рюкзаком. В смысле, меня и моего рюкзака. Время от времени они кучкуются подождать взросликов. Тогда я обгоняю их. Они русские дети, но общаются между собой исключительно на чистеньком английском со школьной лексикой:”What wonderful weather we are having! Beautiful mountains! I want to do it every day!”,- щебечут эти птички, хорошие мальчики и девочки, перелезая через огромные бульники и обгоняя меня опять. Они струятся слева и справа между камней и я боюсь ненароком наступить на какое-нибудь юное дарование.
- А ну не путайтесь под ногами у ЛЮДЕЙ! Носитесь туда сюда, - кричит строгий мужчина с пляжным рюкзачком. – У-уссь!
Русским они, оказывается, владеют тоже неплохо и послушно замирают, давая дорогу.
- Откуда вы? – я задаю Второй Главный Вопрос.
- Из Москвы!
- Где ж вы столько детей-то нарыли?
- А наделали вот! Лучшие свои годы на это угробили!
Светлая детская стайка идет смотреть Озеро какого-то Черного Дракона, или там Великого и Ужасного Злого Духа, а мы входим в зону морены ледника. Здесь нет даже лишайников, очень кстати наползают облака, и мы в драматическом тумане идем по черным камням размером с собачью конуру, потом по белому леднику. Суровая простота зоны смерти. По леднику журчат ручьи, недовольно ворчат камнепады. До Томских доходим часиков за шесть. Ставим палатку под снегопадом. Макс и Даша еще не появились.
Часа через два из густого тумана раздается долгожданный голос Макса «ну где лагерь-то уже, так сказать?» Нам неведомо, как Макс добрался сюда в тумане – тропа исчезает в камнях через час после выхода из базового лагеря, ориентиров никаких. Когда мы с Костей шли, видимость еще была, но нас все равно заносило куда-то налево. Правда, Макс профессионал, он всегда найдет дорогу к цели.
Мы снова вместе с мармотами. Быстро привыкаешь к людям в суровых условиях экспедиции. Тем более к этим! Костя спрашивает какая здесь высота? Но часы Макса сошли с ума и показывают нечто невразумительное. Наощупь высота чуть больше 3000, здесь посуше, чем на озере. А Макс с Дашкой так же нежно смотрят друг на друга, как и на уровне моря.
ПОГОДА В ДОМЕ
Я сегодня опять услышал,
как тяжелый якорь ползет,
и я видел, как в море вышел
пятипалубный пароход.
Н. Гумилев
На Томских мы зависли еще на два дня из-за непогоды. Костян зарос, перестал разговаривать, только рычит: «Кашу давай!» Ночью ему приснился волк, наверно, тот самый, и он дико кричал во сне. Погода меняется, как в Лондоне - с фантастической быстротой. Вчера пять раз шел снег, а в промежутках я загорала топ-лесс. Сегодня погода наконец установилась – кончились эти метания между снегом и солнцем, и всю ночь и весь день уверенно валит пушистый снег. Пойди найди теперь провешенные накануне веревки!
На горе мы не одни - уже неделю наверху, на Берельском плато, среди ледников, сидят еще другие спортсмены. Им хуже, чем нам, - они выше. Там проблематично просто высунуть нос из палатки. Они стоят на леднике, на самом краю ледового обрыва, присыпанного снежком. В пургу там легко перепутать не только право - лево, но и верх – низ, и по такому рельефу уйти куда-нибудь навеки.
Готовлю третий завтрак за утро и вдруг слышу удалую песнь из плотной облачности со стороны ледника – «А ты родимая, да ты дождись меня, и я приду! Я приду и тебя обойму, если я не погибну в бою…» - это спустились берельцы-погорельцы под предводительством МЧС-ника Коли, лучшего альпиниста (и гитариста) края. Он неуловимо изменился, похудел и как-то возвысился духовно.
- Ну, че как?
- У! Там новогодняя ночь! Северное сияние! Там еще остались парни, но я им не завидую. На вершину? Куда там! Рады что спустились!
Костя все время спит. «Так и проведешь все выходные на диване??? » - говорит уже сам себе. Но идти совершенно некуда! Мы лежим в палатке, по тенту барабанят снежинки, в моей книге про экспедицию на Эверест 1996 года раз в минуту кто-то погибает, с Ак-кемской стены слетают красавицы лавины, ворчливо шуршат камнепады. Над ухом слышен топот пластикового альпинистского ботинка – кто-то идет за водой, и истошные вопли «страховка готова!!» - это маньяки проводят ледовые ученья на языке ледника. Господи, куда я попала…
Приходят посерьезневшие и вдумчивые от безделья мармоты. Макс навесил на себя все 4 наших ледоруба. Пытаемся угостить друг друга чем-то вкусным. Но хочется солнца и движения. «Вот такая, понимаешь, Белуха! И чернуха! И… Все, завтра вниз! Бухать бухашку, курить куришку!» - кричит Макс. Мне грустно расставаться с нашей белоснежной мечтой. Если завтра будет хорошая погода, говорю, и если все время бежать бегом, то можно еще успеть на вершину и к самолету. «Да, можно. Но завтра не будет хорошей погоды, - констатирует Макс, - так что валим вниз». Хм. Беру у Кости табак и делаю конкретно-целевую затяжку. «Нам бы всего-то два денечечка, духи… Ну, пожалуйста... Мы пришли издалека и уходим далеко». Облачность не шевельнулась.
Съели всю курагу. Помирились (временно) с Костей. И вдруг что-то изменилось. Незаметно стало ровно дуть, как из пылесоса. Постепенно плотность падающего снега уменьшилась… Ночью Костя вышел прогулялся и вернулся с горящим взором. «Жанк, там звезды и мороз! Пойдем наверх, а?»
ТОЧКА ПОВОРОТА
Свежим ветром снова сердце пьяно,
Тайный голос шепчет: "все покинь!" -
Н.Гумилев
Этой волшебной ночью мы беспощадно разделились не на женщин и мужчин, как первоначально планировали патриархи («женщин – на мыло, а мы – на Белуху»), а на хоббитов и мармотов. Ранним, невозможно-ясным кристальным утром мы помчались в разные стороны: мармоты вниз, трезво оценив свои силы. А хоббиты вверх. Этот звенящий день – драгоценный подарок судьбы, наш единственный шанс.
С томских ночевок почти одновременно, как застоявшиеся кони, ломанулись наверх сразу несколько групп – человек пятнадцать, хорошо, что на разные маршруты. Мы с Костяном вышли с ночевок последними, после долгого и трогательного прощания с мармотами. Включили пятую скорость и у перил были первыми. В суматохе кошки не забыть бы нацепить.. Главное, встегнуться перед этой группой... Несмотря на быстроту моих шевелений, я все время мерзну: склон в густой морозной тени, ветер, везде лед, веревка распухла, бахромится льдинками, в жумар не запихивается, а ну его, так пойду! Не так уж тут и круто…
С перевала увидели Берельское плато, нашу последнюю ночевку перед вершиной. Даже палатки различимы. Чтобы добраться до них, нужно пересечь цирк ледника Минсу - гигантскую чашу для хранения сверкающего льда. Сбежали с лютого ветреного перевала в чашу цирка – а тут жарко! Как сказал мой любимый поэт - «и кровь, и смерть даны нам Богом для оттененья белизны»… Идти по этой жаркой величавой белоснежности нам предстоит часа четыре. Иду в купальнике, потому что же солнце. Трещины все видны, связываться ни к чему, и вообще не люблю я это. Тропинка заметена снегом, но угадывается. Мои следы будут первыми после пурги. Магеллан, понимаешь…
Мы не шли не спеша – наслаждались солнцем, которого ждали 5 дней. Кипятили чай, фотографировали, сварили супчик на лавиноопасном склоне, и под вечер добрались до Берельского плато. Трехпалаточный город возник за очередным перегибом совершенно внезапно, переодеться я не успела, и вошла в историю и в лагерь «как девушка в купальнике и обвязке».
- Ну че тут у вас, мужики? Где гора-то? А.. А это какая гора? Как называется? А… А скока идти? А в какую сторону?– оставшись без Макса, у которого был компас, карта и железа на пятерочный маршрут, мы сразу поняли, кем он был для нас.
Три палатки, высокие стены от ветра и туалет из снежных кирпичей, снежная баба (результат творческих усилий спортсменов во время недельного ожидания погоды), и панорама, которой можно любоваться вечно. Побывать здесь в такую погоду – редкое, заслуженное удовольствие!
Первый раз мы оказались совсем вдвоем, без Даши и Макса. Жаль, что вас не было с нами. Зеленые волны хребтов тают в закатной дымке, мы высоко над миром. Где-то далеко просматривается еще один такой же единственный, как наш, высокий белоснежный хребет Южного Алтая. Полная луна на малиновом небе. Холодно, но сухо. Это – совсем другой Алтай…
ВПЕРЕД И ВВЕРХ
- Ну мы как поступим – встанем в 4 и выйдем
в 5, или встанем в 3 и выйдем в 4-46?
Разговор вечером перед вершиной
Полагается выходить рано – в четыре. Но мы знатные шуршунчики - копошимся долго и выходим в 6-30, вместе с ребятами из Пскова. Их пятеро, и последние две недели из женского рода-племени была у них только веревка. Наперегонки предлагают мне свою помощь в затягивании кошек. Костя ворчит – «даже кошки сама не можешь одеть!» Могу, но зачем? Я, в принципе, все могу сделать сама… От ночевок до вершины – километр по вертикали. Первые полтора часа идем по закрытому леднику, и раз в 20 минут что-нибудь с себя снимаем – солнышко стремительно согревает окружающую среду.
Формы закрытого ледника сглажены и отшлифованы, как у камешков на морском пляже. Ложбинки и впадины (замаскированные трещины, собственно) оттенены голубым и фиолетовым. Мы идем по краешку сошедших вчера лавин, рельефно подсвеченных низким утренним солнцем. Лавины сделаны из снежных кубиков и наминают античные руины в Риме.
Проходим ТКТ – это еще одна стоянка, сейчас там стоит только одна спящая палатка. Как беззащитно выглядит человечек на леднике, оказывается.. Ма-аленькая палаточка. Грандиозные склоны. Мы проходим молча, стараясь не разбудить, и только мерное позвякивание железа на обвязках, поскрипывание рюкзаков и сухожилий, и горестные вздохи Игоря нарушают первозданную тишину. Летучий Голландец…
- А! Дык! Вот же она, вершина-то наша! – комок эмоций вырывается у меня из горла. Я ее сразу узнала, хотя никогда не видела с этой стороны. Ух, крутой какой путь к ней! Особенно последние веревки три. А какие мощные бергшрунды и разломы! Точно, еще метров 800 набирать – 200 уже наши. Еще часов пять красоты. Главное, чтобы не было войны - то есть дождя. Перед встречей с вершиной меня охватывает радостное волнение и трепет, как перед свиданием с любимым после разлуки. Осталась ли еще между нами та таинственная связь?
ЛЕДОПАД
А вечный снег, и синяя как чаша сапфирная сокровищница льда!
Странна Земля, такая же как наша,
но не рождающая никогда,
И дивны эти неземные лица,
чьи кудри – снег, а очи – дыры в ад,
с чьих щек, изрытых бурями, струится,
как борода седая, водопад.
Н. Гумилев
Плавные, гармоничные и неспешно текущие в темпе largo линии закрытого ледника остаются в прошлом. Теперь у нас Шнитке, малые секунды, рваный ритм, presto и ледяные глыбы с двухэтажный дом в диких позах. Этот пейзаж напоминает внезапно замороженный драматический момент морского боя. Торчит в небо верхняя палуба, увешанная сосульками розового цвета длиной в полтора метра. Грязно-голубой парус, тоже забрызганный сосульками, топорщился на ветру, да так и застыл. Стволами пушек нелепо натыканы какие-то ледяные палки и башни. Будто разбушевался великан и в ярости расколошматил свои игрушки. Чтобы перелезть через такие обломки, приходится пользоваться вторым ледорубом, а поскольку из трещин маняще смотрит прохладный сумрак глубины, псковичи решают повесить веревочку. А я уже хочу увидеть следующую картинку этого сумасшедшего калейдоскопа. «Не надо вешать! Погода портится! Надо спешить!» - женские вяканья никто не слушает, и я обреченно достаю фотоаппарат. Поднимается облачность. Еще пара часов – и мы ничего не увидим. Впрочем, нас предупреждали: мало кто может похвастаться, что был на Белухе и что-нибудь с нее видел…
Мне нравится переходить пропасть трещины по узким извилистым ледяным мостам. Шаг вправо, шаг влево – расстрел. Смотришь вниз налево – серо-голубым крылом лед уходит в глубину, вниз направо разлом глубже, и оттенок красноватый. Так бы и стояла там, рассматривала прихотливое чудо природы. «Работаем, работаем, Жанна!» - подгоняет меня Игорь. Ну вот! Человек в отпуске…
После последнего бергшрунда начинается выпуклый взлет, и мы идем, оставляя свои веревки на склоне для спуска. Здесь уже круто и ровно. Выходим на гребень. И вдруг со стороны Ак-кемской стены, которую мы два дня заботливо и трудолюбиво обходили, из тумана, сосредоточенно работая двумя ледорубами, на нашу площадку деловито вылез человек. Мы удивились. Довольно быстро выяснилось, что это женщина, причем французская. Ни на одном нефранцузком языке разговаривать не умеет. Удалось (не без труда) установить, что она втроем, остальные двое – мужчины, они идут со страховкой, и прибудут позже. С этими словами она ложится на снег и отдыхает. Есть женщины, значит, и во французских селеньях, однако..
С чувством глубокого уважения отправляемся дальше. До вершины осталось подъема минут на сорок. Мы уже в полном тумане, едва видим друг друга. Зачем подниматься на вершину, если с нее ничего не видно? Главное на гребне – не подходить к краю карниза, потому что он может обвалится вместе с нами и рухнуть вниз, сведя на нет все наши усилия, затраченные на подъем. Спуск будет быстрый, но экстремальный. Таких спусков здесь уже было несколько, и все они закончились летальным исходом. Идем, бережливо прижимаясь к скалам. Все утро их согревало солнце, и теперь от них идет тепло. Андрей, который, наверное, уже совсем соскучился по жене, говорит: «Камни теплые, значит гора живая. Она нам разрешает взойти и покажет с вершины панораму.» В это не верится, тем более, что мы уже, оказывается на вершине.
Туман не рассеялся, но мы как-то осмотрелись, увидели плиту в память о погибшем человеке, ледоруб с колокольчиком, отороченным мехом, поснимали друг друга на фото и видео, и, конечно, покушали. Иногда облачность разрывалась, и мы видели какие-то невразумительные куски пейзажа.
А ТЕПЕРЬ, ДЯДЕНЬКА, БЕЖИМ!
Мужчины думают, они покоряют горы.
Вот он идет. Лицо желтое, губы растрескались.
Этот человек на пределе, выработан до самой души.
На него жалко смотреть.. Да, он добился успеха – но еще большего успеха добилась гора.
Она взяла свою цену от этого человека. Сколько дала, столько и взяла с него.
Нена о соло Месснера в муссонный период, Хрустальный горизонт
Когда через 11 часов после выхода мы вернулись к нашей палатке, на Берельском плато было столпотворение. Увидев погоду, сюда поднялись все. Позвякивая своей сбруей, подходим к палаткам. Потрепанная, выгляжу жалко - проигравший, а не победитель. Но незнакомые цветущие люди поздравляют нас с победой, я улыбаюсь, вначале вежливо, а потом постепенно начинаю верить, что и правда кого-то победила. Может, себя? Костя, тоже немного зеленоватый, уже дает интервью вновь прибывшим австрийкам, в надежде стрельнуть у них потом сигаретку. Они из Инсбрука, на Алтае третий раз, уже побывали на том белоснежном далеком хребте Южного Алтая, который мы видели отсюда вчера. На душе удивительно спокойно. Засыпаем под традиционное вечернее бренчанье железа тех, кто завтра собрался наверх.
Эти два дня что-то изменили в нас. Как будто из облаков высунулся седой дядька и сказал, как дальше жить. Наконец на первом плане оказались действительно главные вещи. Разговоры свелись к деловым уточнениям: рис или гречка? Иногда мы молчим целыми днями. Еда кончилась, воду создаем из снега. Все суетное стало маленьким и отшелушилось, в том числе мои длинные красивые наманикюренные ногти, и некоторые казавшиеся гениальными сомнительные идеи.
Мы опаздываем на самолет, поэтому завтра начнем скоростной спуск. За три дня нужно дойти до Тюнгура, значит, будем идти в любую погоду часов по десять. На пределе физических возможностей – по крайней мере, моих. В рюкзаках тащим среди всего прочего ставшее теперь ненужным, нелепым и очень тяжелым железо. В Тюнгуре ждут Макс с Дашей с друзьями и шашлыком. Это, безусловно, придает нам сил.
Пробегая мимо Томских, видели, как Дима Шитов спускается на лыжах в верхней части кулуара под названием Бутылка. На мой взгляд, Бутылка представляет собой маршрут категории не ниже четвертой, и когда я увидела там человека на лыжах, то первым делом отвела глаза. Страшно. И на галлюцинацию похоже. Об этом событии мы еще услышим, впрочем. Это было первопрохождение, реализация давно вынашиваемого плана, смерть еще одной мечты.
К Ак-кемскому озеру мы спустились, промокнув до нитки: погода опять совершенно испортилась. Мы стали счастливыми избранниками, схватили удачу за хвост... После дистиллированного ледника все краски долины вспыхнули особенно ярко, поплыли ароматы цветов и трав. Под дождем в мягком свете тумана долина живет сочно и объемно. Салатовый мох уютно выстилает ложе белого камня, обагренного красным лишайником, как кровью, лимонные маки – маленькие и дикие, светят как фонарики. Но дождь – сущность не только эстетическая. В моем рюкзаке не осталось ни одной сухой вещи. Костя снабдил меня всем необходимым, - вот в чем был смысл его долгих утренних копошений! Всю ночь я мерзла, утром проснулась совсем прозрачная, Костя меня даже поцеловал от жалости, и в довершение ко всему, из низких свинцовых туч пошел град.
МЧС-ники проводили нас, как родных, надавали тушенки. Идем на заключительный перевал. Град, шокированный нашей решимостью, кончился, вылезло холодное сибирское солнце. Весь тот долгий день, с шести утра до девяти вечера, мои мурашки были со мной неразлучны. Белуха вылезает из тумана и на прощанье машет нам флагами облаков. Четыре часа подъема, лошади в тумане – спросонок показалось, что слоны… журчанье фонтанов на клумбах – неужели человек непричастен к созданию этих садов? Под пронизывающим ветром спускаемся к голубой воде Кучерлы. А оттуда уже день бегом по полям до Тюнгура. Здесь немного теплее, на полях, как шоколадные конфеты, стоят круглые стога сена, кони занимаются не горным туризмом, а сельским хозяйством. Мужчины слаженно работают косами, женщины разъезжают на колесницах-косилках с огромными проволочными колесами, вся конструкция неуловимо напоминает стрекозу. У алтайцев красивые азиатские лица, они вдохновенно занимаются делом.
Сил у нас осталось мало-мало, совсем на донышке. Как мы были рады увидеть наших друзей! Сколько же мы съели с ними шашлыка! Одно из самых изощренных удовольствий - сидеть на деревянной веранде и под Астера Пьяцолу и вспоминать былое с друзьями.
ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
Как хорошо теперь сидеть в кафе счастливом,
Где над людской толпой потрескивает газ,
И слушать, светлое потягивая пиво,
Как женщина поет "La p'tite Tonkinoise".
Гумилев
Мы с Костей потеряли семь килограмм живого веса. Он шесть, я один – пропорционально весу рюкзаков. Все ужасаются, а он говорит, хочешь похудеть – спроси меня как!
Странно и радостно опять вернуться в родной мегаполис, закованный в латы асфальта, снять рюкзак, нацепить юбку и шпильки, рассматривать городские пейзажи в свете фонарей, отражения асфальтовых луж, окунуться в роскошь столичных улиц, слушать шелест московской листвы, капель дождя и джаз в кафе с гирляндами огней, приятно удивляться существованию официантов, постоянно прогоняя призрак хоббита, скрюченного над своей горелочкой в алтайских снегах.
Мне нравится Москва в сентябре, когда москвичи загорелы и беспечны, как американцы в Калифорнии, и кажется, их лица никогда не станут землисто-серыми, как всегда. Завтра утром будет светить солнце, мы пойдем гулять по широкой улице с мостами и строгими домами в стиле позднего репрессионизма, оденем обручальные кольца, и станем как птицы.
