Елена Днестровская

ЛАОС


 

"На самом деле, пофигизм - это  признак силы нации, ее развития"    
Константин Боровой.

 Лаос показался мне интеллигентом. Утонченным таким, с проседью, невысокого роста.  

Нет этого истошного камбоджийского вопля «мадам, такси! открытки! кока кола! Купите хоть что-нибудь!» Даже обидно, что в них так мало радости по поводу моего приезда. Лаосский народ не набрасывается на тебя, как камбоджийский, с предложением услуг или просьбой о материальной поддержке. В аэропорту Луанг Прабанга таксист просто называет цену и не снижает ее. Кажется, ему все равно, поедете вы или нет. Ему вообще все равно.

 Лаос назывался раньше Лансангом и состоял из трех королевств – Северного, Среднего и Южного. Мне хочется прикоснуться к волшебству каждого из них. После короткой, но результативной схватки здравого смысла с любопытством, я решаю остановиться во всех трех столицах – Луанг Прабанге, Вьентьяне и Чампасаке. А чтобы хватило времени, буду летать самолетами Lao Aviation.

 

ЛУАНГ ПРАБАНГ

Вьетнамцы сажают рис, кхмеры смотрят, как они это делают, а лаосцы слушают, как он растет.
Французская поговорка

Все мои знакомцы говорили – о, Лаос… И мечтательно причмокивали. И вот я в Луанг-Прабанге.

Я видела его с высоты птичьего полета тайского аэроплана - коричневый городишко, затерянный среди холмов на слиянии двух петляющих рек.

 На его улицах и во дворцах шепчутся призраки королей - некогда он был столицей. Сейчас это очень тихий и очень французский городок, заставленный шедеврами архитектуры, скульптуры и живописи. Среди них можно прогуливаться, трогать их руками и вдыхать атмосферу древности, причем совершенно бесплатно. Город открыли для туристов лет десять назад. Зимними вечерами с гор спускается прохлада, и я гуляю в куртке.

 Луанг – значит то ли королевский, то ли главный. Пра Банг – это статуэтка Будды высотой 80 см, которую сделали в первом веке на Цейлоне и подарили правителю на свадьбу с ангкорской принцессой. Будду теперь прячут где-то в сейфе, чтобы не отняли, ведь он сделан из чистого золота. Таким образом, название Луанг Прабанг означает «священный королевский город» в вольном переводе с лаосского языка.

 Это город волшебных фантазий. Сказочное королевство… Вход в монастыри охраняют пятиглавые драконы, а на черных, как бархат, стенах дворцов рельефно выступают золотые и серебряные изображения маленьких Будд. На ветру медленно извиваются тяжелые ленты с молитвенными флажками. Голова слона вырастает из стены храма, она покрыта мозаикой из маленьких зеркал. В одной пагоде, как в сказочном ангаре, хранится королевская колесница, в другой, словно в шкатулке, едва умещается ладья со следами позолоты.

Монахи лет одиннадцати выбивают на барабане и гонге ритмичную мелодию. Барабан больше монахов раза в два, а по красоте он сравним с храмовыми сокровищами. Сколько веков эти гулкие удары гонга и барабана собирают оранжевых обитателей храма на молитву и трапезу?

А еще у них есть холм. Называется Пу Си. С него ранним утром можно смотреть на горы и мечтать о чем-нибудь светлом. Горы, город и река внизу медленно появляются из туманной утренней дымки, как фотография возникает на бумаге в волшебной ванночке с проявителем.

Я арендую лодку и переправляюсь на другую сторону Меконга, чтобы посмотреть пещеры. Трогаю коричневую теплую воду рукой, иду по песку босиком. Он белый, теплый, и очень мелкий. Щекотно. Вспомнилась заснеженная родина… Мне надо подняться на ту высокую зеленую гору. Вокруг огородики, в маленькой лагуне лодка с отражением. Наверное, ее забыли здесь в сезон дождей, когда вода была выше.

Пещер в Лаосе много, только около Луанг-Прабанга их три. Перед входом несколько террас для молитв, ступени и изящная ограда. Внутри пещеры жарко, темно и страшно. Уже триста лет там живут огромные статуи Будды, сталактиты и добрые духи. В монастыре рядом с пещерой раньше водились монахи, а по праздникам сам король наезжал помолиться. Теперь все опустело. Иду по наклонному каменному полу пещеры куда-то в темноту и тихо радуюсь, что духи не злые. Как в лабиринте: налево пойдешь – ногу свернешь... Никого. Объективы сразу запотели. Впрочем, снимать все равно нельзя – очень темно, электрическая подсветка выхватывает из темноты только верхнюю часть пещеры. Становится скользко, я поднимаюсь на высокую кручу и вижу статую какого-то птеродактиля, едва различимую в потемках.

Выхожу на поверхность. Меня ослепляет солнце, обнимает прохладный ветерок. Как прекрасна жизнь на земле. Сухие осенние листья шуршат под ногами. Косые лучи утреннего солнца пронзают листья деревьев. Вдали коричневеет Отец Рек, Великий Меконг. Ни одного человека. Три маленьких монастыря. Этот город священный - в нем живет тишина.

На обратном пути лодочник показывает мне банкноту в один кип. Можно на нее что-нибудь купить? он улыбается: нет… Самое большое достоинство банкноты – 20 000, и равно это богатство двум долларам. За десять долларов можно жить в сияющей комнате с личным душем и концептуальным дизайном, тремя махровыми полотенцами и тапочками, а веранда вашего ресторана над Меконгом будет как две капли воды похожа на райский сад.

К обеду я устала от впечатлений, призраков, чудес и прямых солнечных лучей. Случайно набрела на чайный домик. Ах, какой! Были бы такие у нас в Москве. На втором этаже этого стройного образца лаосской архитектуры можно выбрать чай - один из сотни вариантов меню, залечь на матрасик у окна, из которого льется солнечный свет и песни звонких птиц. Напеваю наш с сестрой излюбленный альпинистский шлягер «а я лягу, прилягу». Рядом - низкий столик с изысканным чайником, напротив – стеллаж во всю стену, заполненный исключительно журналами National Geographic за 120 лет. Музыка журчит светло и ненавязчиво. На матрасиках валяются европейские путешественники, занесенные сюда ветром странствий. Все это райское наслаждение происходит под руководством лаосского управляющего.

Рассматривание фотографий – одно из самых утонченных удовольствий. А фотографы Географического Общества были и остаются мастерами высшей пробы. В их компании время летит незаметно. Фотографии разных лет, которые мне посчастливилось увидеть на московской выставке Географического Общества, посвященные природе и человеку, отличались общим свойством – совершенством. Еще какая-то пронзительная правда в них живет. Медленно листаю журналы за 1905 год, читаю про Северный Полюс и Китай, Россию. Китай совсем рядом, Лаос граничит с ним на севере. А Россия далеко…

ТЕАТР

По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух…
 А. Блок

Золотой закат на Меконге. Кончается пленка, я торопливо заправляю следующую, громко ругаюсь, - конечно, она кончилась именно сейчас, когда узкая лодка пересекает огненную полосу на воде. Такой закат я вижу первый раз в жизни. Красное золото солнца щедро разлилось по реке. Слышу смех – дядька с фотоаппаратом на груди покатывается, наблюдая за моими судорожными движениями. Машу ему рукой, улыбаясь. Приятно встретить единомышленника.

На пешеходной улице идет неспешная вечерняя торговля при свечах. Купить хочется все, поэтому иду в театр, у меня билет в первом ряду. На сцене появляются музыканты. Они усаживаются в правом уголке сцены. Музыкальные инструменты, которые они принесли, похожи на все, что угодно, только не на музыкальные инструменты. Расторопные бабульки, бормоча молитвы, повязывают каждому зрителю белые веревочки на запястья. Это для духов. На левой руке – бечевка удачи. Ее надо носить не снимая три дня и три ночи, и тогда…

Гаснет свет, и на сцене появляется группа толстых коренастых девушек. Минут через пять юноши немного успокаивают мое эстетическое разочарование. Они одеты как марионетки. Больше всего мне нравятся Хануманы – обезьяны. По ходу роли они то и дело энергично почесываются. Постепенно смысл происходящего захватывает меня,  я забываю про топот актерских ног, а девушки уже кажутся красавицами. Главная героиня набедокурила, и на сцене собрался суд и знать. Мужчины по очереди обвиняют ее, показывают на нее пальцами и собираются казнить. Она сидит на расстоянии метра от меня и молча грустит глазами. Пожилая суховатая певица, стоящая рядом с музыкантами, проникновенно озвучивает ее страдания. Она не виновата, а мир жесток. Только Хануман, белая обезьяна, верит ей. Она не делала ничего плохого! Хануман почесывается и размахивает вполне органичным хвостом во время своей немой речи, которую озвучивает другой певец в уголке. Хануман предлагает поверить невинной девушке. Ей надо лишь пройти испытание, и все будет хорошо. А какое испытание? Да ерунда, обычное в таких случаях испытание огнем. Огонь не сожжет того, кто не врет. К моему ужасу, девушка на сцене даже обрадовалась этому предложению. Та же казнь, по-моему…

На сцену, и так уже забитую народом в роскошных одеждах, вбегают четыре молодых человека в черном с красными платочками в руках. Они садятся в кружок и плавно машут платочками. Музыка становится тревожней, платочки движутся быстрей. Девушка, помолившись, вступает в кружок с просветленным лицом. В течение следующих сорока минут огонь продолжает гореть, я думаю, как же не устают они размахивать платочками? -  девушка просветленно стоит, а знать высказывает свои соображения по поводу ее вины. Наконец молодые люди в черном вскакивают убегают, и  у девушки начинается триумф – она не виновна! Огнем ее не спалили! На мои глаза наворачиваются слезы… Шествие великих мира сего. Круговорот красок и шелков. Белый хануман страшно рад, и девушка тоже. Справедливость победила.

Второе отделение посвящено древним лаосским танцам, которые здесь танцевали пять веков назад. Оно проходит на улице, под открытым небом, на котором уже светят близкие горные звезды. Исчезает индийская окраска, заметная в первом действии. Появляются настоящие лаосцы, которые верят не только в Будду с Шивой, но и в здешних духов. На моей руке тоже веревочка для них. Музыка колотится гулко и сильно, как сердце великана. Танцоры в красном, босиком на траве, они кружатся все быстрей. Тетки под музыку наполняют водой три огромных кувшина, а плотная женщина в агрессивном танце приближается к кувшину и, извиваясь под музыку, поднимает его зубами. Она танцует с кувшином в зубах под наши бешеные овации. В кувшине же шесть ведер воды, я сама видела. Измученная эмоциями, покидаю представление.

 

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ РЕЙС

Заказ места на Lao Aviation может стать проблемой, поскольку спрос превышает предложение, а расписание нестабильно. Сведения о безопасности полетов не            публикуются. В связи с отсутствием приборов пилоты летают «на глаз», в облачную             погоду кружат  в поисках окна для посадки. Если кончается горючее, совершается   аварийная посадка в ближайшем аэропорту. После заправки предпринимается     следующая попытка!
 
LP  Guidebook

Улетаю из Луанг Прабанга во Вьентьян дополнительным рейсом. На регулярные кончились билеты. Дежурный на контроле, красивый военный мужчина, увидев мой паспорт, созвал друзей, и они вчетвером, забыв про очередь из терпеливых белых пассажиров, долго таращатся в мои документы, а таможенник, откашлявшись, поздравляет меня по-русски с Новым Годом. Все время забываю, что сейчас зима. Сегодня 18 декабря. Подхожу к самолетику. За мной бежит еще один лаосский дядька, он спешит рассказать мне о Киеве, где учился 5 лет. В этой деревне все уже знают, откуда я. Хорошо было в Киеве, да только холодно. Смуглый человек с тонким азиатским лицом трещит без умолку по-русски, да еще с сильным украинским акцентом! Вот они, следы нашего военного и идеологического присутствия. Перед полетом нервно хочется курить. Спрашиваю у него сигаретку, он говорит – ты что! Здесь знаешь сколько горючего! И то – мы стоим под крылом самолета. Обнимаемся на прощанье, машем друг другу ладошками.

На борту восемь человек, никаких стюардесс. Про Lao Aviation я начиталась всякого, летим низко, совсем страшно, рядом с горами. Под нами вьется автодорога в столицу, гордость Лаоса, автобан номер 13, по которому можно носиться со скоростью сорок километров в час. По остальным автострадам больше двадцати не разбежишься! Петли великой коричневой реки матово блестят под вечерним солнцем. Мягкие очертания гор, покрытых лесом. Эта страна красива редкой красотой. Самолетик постоянно проваливается в воздушные ямки. Мало того, что русская, я еще единственная представительница женского эмоционально-неустойчивого рода-племени на этом полупустом борту. Потряхивает нас нешуточно, начинаю нервно разговаривать с австралийцами, которые сидят на следующем ряду. Следующие несколько дней – или лет? - мы проведем вместе.

 ВЬЕНТЬЯН

                                                                                               - О, какой ребенок, это твой?
                                                                                               - А похож на наших детей!
                                                                                               - Это потому, что его отец
                                                                                             
   похож на ваших мужчин.
                                                                                               - А! Значит, любишь Азию!…
                                                                                               - Выходит, что так!
(разговор в гостинице, рассматривают фотографию сына в моем паспорте)

О чем спорить, я влюблена в Азию уже несколько лет. Лаосскую столицу видела дважды из иллюминатора – на восходе и на закате, а еще гуляла по широким пустынным улицам при свете уличных фонарей. Возможно, она заслуживает более продолжительного визита.

Меконг во Вьентьяне медлительный и величественный. Маленькая азиатская столица называется на самом деле Сандаловый город. Она новенькая, недавно отстроенная - была до основания разгромлена тайцами лет сто назад. Прохладная и просторная, удобная и приветливая. Банкоматы и карточки приветствуются. При этом тихо, как в деревне.

Брайан и Дэвид, антиподы с добавочного рейса, зовут меня отобедать. Они направляются в Камбоджу, были там дважды. Путешествуют в моем темпе, хотя приехали на два месяца - у них есть время, просто им не сидится на одном месте. Брайан держит мебельный магазин, это семейный бизнес, а Дэвид - преподаватель начальной школы. Я им совершенно очарована. Он очень красивый, высокий, старший из семи братьев, глаза у него огромные. Они любопытствуют по поводу моего новенького обручального колечка,  и почему я гуляю без мужа. Дэвид чем-то похож на него. Завтра в 5 утра мы втроем летим в Паксе, ударение французское, на последний слог. Они меня смешат весь вечер.

А еще во Вьентьяне мне запомнился пекинес. Белый зверек, нечто среднее между собакой и кошкой. Так заинтересовался мной, что даже счел возможным сопроводить меня в дамскую комнату. Взяла его на руки. Теплый. Не мурлыкает... Здешние кошки не такие ручные: повадка воровская, подозревают недоброе, на руки не возьмешь.

В четыре утра интернациональная группа сонных товарищей с грузом оказывается на ветреной зимней улице. Где же обещанное такси до аэропорта? В холле гостиницы ни души. На улице темно, страшно и тоже пусто. Минут через двадцать подъезжает тук-тук, в котором еще холоднее. Начинается рассвет. Дэвид бурчит, что он «Not much of a morning person». О да, not me either, дорогой…

 ПРОВИНЦИЯ ЧАМПАСАК

                                              А на быстром и сильном верблюде, Утопая в ласкающей груде
                                              Шкур звериных и шелковых тканей ,Уносилась я птицей на север,
                                              Я ломала мой редкостный веер, Упиваясь восторгом заране.
                                              Раздвигала я гибкие складки У моей разноцветной палатки
                                              И, смеясь, наклонялась в оконце, Я смотрела, как прыгает солнце
                                              В голубых глазах европейца.
     Н.Гумилев

Мы летим в Южное Королевство, чтобы увидеть древний индуистский храм, вписанный кхмерами в скалу фаллической  формы примерно в пятом веке. А может и в десятом – они его постоянно улучшали и перестраивали, тем самым запутав ученых мужей. Из иллюминатора сияет синева с охрой. На этот раз у нас есть стюардессы, и очень красивые. Только оценить их достоинства некому – мои неутренние персоны дрыхнут, трогательно прижавшись друг к другу.

После самолета сонно плывем на так называемом пароходе по Меконгу два часа до города Чампасак. На крыше длинной деревянной лодки солнечно и нежарко. Среди пассажиров белые люди, индюшка и любопытный желтый цыпленок. Аборигены угощают меня рисом из плетеного лукошка на веревочке. Рис едят руками. Наблюдаю за белыми девушками, которые дружно влюбляются в Дэвида, а также за островами, горами и лодками, которые проплывают слева и справа. Лаос вытянулся вдоль Меконга в точности, как Египет вдоль Нила.

На территории, по которой я сейчас так легкомысленно проплываю, с первого века нашей эры жили кхмеры, здесь процветало их первое государство Бапном - сердце древней цивилизации Индокитая. Отсюда выросло таинственное могущество Камбуджадеши. Сейчас отдохнем и поедем в Ват Пу.

 ХРАМ ВАТ ПУ

                                                                                                   И, взойдя на плиты алтаря,

                                                                                                  Мы заглянем в узкое оконце,

                                                                                                 Чтобы встретить песнею царя,

                                                                                              Золотисто-огненное солнце

                                                                                                                                 Н.Гумилев

Этот индуистский замок на горе – странное место. Огромное поле среди лесных холмов, сухая, осенняя трава. Два священных бассейна, баррея. Они квадратные, заросшие лопухами и лилиями. Между барреями белеет тропинка, заставленная фаллосами, как аллея деревьями. Постепенно тропинка превращается в дорогу, выложенную камнями когда-то на заре истории. Дорога приводит меня к двум мрачным средневековым структурам. Эти воинственные замки завершают пространство нижнего уровня храма, за ними открывается лестница на следующие террасы. А ступеньки! Я видела такие в Ангкоре и нигде больше. Несомненно кхмерский храм, и ступеньки кхмерские - узкие и крутые. По бокам лестницы растут большие корявые деревья без листьев, зато с цветами. Цветы белые, как сама невинность, небольшие, с приятным пряным запахом и позолоченной серединкой. Они опадают, как листья - не лепестками, а целым цветком - на античные террасы и ступени. На темных камнях белые цветы. Необыкновенно романтично.

После утомительного подъема подхожу к огромной скале, отвесной, гладкой и разноцветной. Красное пятно величиной с дом так высоко, что надо задрать голову и открыть рот, чтобы его увидеть. В сезон дождей здесь наверно водопад. Сейчас по скале ползают струйки и ручейки, она вся вылизана водой. И растут огромные деревья. Двухметровый Дэвид кажется лилипутом на фоне сокровищ здешней природы. Далеко внизу два квадратных баррея с лилиями.

Все-таки немножко гидов – это неплохо, а то я без них не нашла камень-Крокодил. Камень-Слон нашла. Это бульник размером со слона, даже с двух. В плане он треугольный, как будто два слона стоят рядом, голова у них одна, а два тела расходятся под прямым углом. Камень почти черный, на нем вырезаны детали слоновьего тела и лица. Если посмотреть на него в упор через широкоугольный объектив, то он просто как живой. Глаза ему нарисовали чем-то белым.

Сакральное скопление фаллических символов у подножья скалы, где наклон отрицательный. Притулились тут в сухом теплом месте. Объект поклонения может быть и сомнительный, зато такой же древний, как сама человеческая порода. Неподалеку – храм и статуя Будды, которые построены попозже. Лицо Будды вырезано грубо. Наверно, правда пятый век – в Ангкоре лица как живые, и взглядом за тобой следят.

 ДОРОГА В СИ ФАН ДОНГ

 
                                                              Вид принявши молодецкий, Принц несется на охоту,

                                                             Но за ним бежит дворецкий И кричит, прогнав дремоту:

                                                             «За пределами Веледа Есть заклятые дороги,

                                                            Там я видел людоеда На огромном носороге».

                                                                                                                          Н.Гумилев

Спала 12 часов. Проснулась на рассвете, позавтракала на нашей веранде с видом на восход и Меконг - фруктовым салатом с желтым арбузом. Австралийские парняги в номере за стенкой уже хрюкают в ванне. Наслаждаюсь миром с собой и красотой окружающего райского сада, висячего, кстати. Поеду сегодня в Си Фан Донг – на четыре тысячи островов. Хорошо здесь, но пора дальше. Австралийцы тоже едут, только пароходом. А я – автобусом, так быстрей. Простились на всякий случай. Неужели правда никогда больше не встретимся?

Сегодня было столько потрясений. Мимо меня на велосипеде проехал пионер в красном галстуке, а потом на моцике прошмыгнула бабка-ежка в ярких лаосских одеждах с тряпками на голове. Очень красиво. Конечно, я успела только рот открыть – камера спокойно висела на плече. Самые яркие личности, как всегда, остаются только в памяти. Например, те негры в Аруше. Они тоже были одеты подобающим образом и шли, очевидно, к свободе.

Сижу на перекрестке, жду рейсовый автобус до островов. Рядом – Ном, таксист. У него мотоцикл с коляской. Над коляской возвышается складной верх, как у кабриолета – от солнца. Ном довез меня до парома и говорит, «тебе там, на той стороне будет нужно такси, а ты не найдешь. Поехать с тобой?» Я поверила, и правильно сделала. «Нам чужого не надо» - это их философия, хотя в мою сумку сегодня не заглянул только ленивый. Переправляемся на пароме через Меконг, опять плывут навстречу острова и облака. Тепло… Ном ждет автобус вместе со мной, чтобы я не уехала куда-нибудь «не туда». Ему 35 лет, у него трое детей. Изучал ленинскую теорию, в принципе с ней согласен, по-русски знает слово «здравствуй». Пока мы ждем автобус, я наблюдаю за жизнью.

Жизнь идет. Стайка девушек со снедью бросается на каждый автобус в надежде продать свои пучки с редиской. Иногда покупают, и тогда счастливица, широко улыбаясь, прячет свою ничтожную выручку. По новенькой дороге ходят коровы, дисциплинированно уступая транспорту. Вдруг откуда-то взялся роскошный индюк и расцвел на асфальте пышным экзотическим цветком. Увидел меня с фотоаппаратом и давай показывать фокусы – надувать свой малиновый бугристый гребешок с сенсационной бородкой, пыжить сияющие перья, курлюкать – позировать, в общем. Я, конечно, сражена его красотой, пытаюсь получше сфотографировать, он побаивается и отступает, мы вальсируем под теплым солнышком, Ном улыбается. Он сидит с мужчинами в тенечке, они играют в какие-то местные нарды, а я спокойна – все под контролем. А вот и так называемый автобус.

Рейсовый автобус - это пикап с кузовом, в кузове вдоль стоят три скамейки. На скамейках сидят двадцать два лаосских человека и я, трое кабине, и сколько хочешь – на крыше. На крыше ездить хорошо – фотографировать удобно. Когда лаосцы надевают солнечные очки, они приобретают совершенно несвойственную им агрессивность. Сзади меня сидит ребенок, он пытается расстегнуть мне юбку, трогает мою спину и камеру. Щекотно. Ему месяцев шесть от роду. «А шапок, то, шапок то накупила…», - ворчит мой сосед. Одну соломенную конусовидную шляпку я купила здесь, в Лаосе, а вторая ездит со мной со времен озера Инли. Она шапка особенная, бамбуковая, на лаосскую не похожа. Женщины и дети трогают меня и мой фотоаппарат, купленные мной соломенные шляпки, спрашивают, где и почем приобрела. Любопытные и доверчивые, как дети. Как их можно было бомбить??? Они же дети!

У них тут зима – все в соплях, куртках и шапках. Я – невпопад - в майке. Автобус у нас с кондуктором, мальчуганом лет 13, который передвигается по крыше и стенкам грузовика с ловкостью обезьяны, через плечо – огромная сумка с деньгами. Деньги старые, замызганные и их очень много.

 

ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ ОСТРОВОВ 
                                                             Звериным сердцем чуял он, Что в этом мире есть закон,

                                                             Которым каждому дано Изведать что-нибудь одно:

                                                             Тем — жизнь средь городских забав,

                                                             Тем — запахи пустынных трав.

                                                                                                                      Н.Гумилев

На этот раз в Азии у меня все в тысячах – бирманские храмы и лаосские острова. Лаос не имеет выхода к морю, все его острова – речные, меконговские. Ширина Меконга на границе с Камбоджей достигает 14 километров. На дорогах встречаются наши ЗИЛы – они везут бревна диаметром в полтора метра. Наконец автобус дотащился до пристани. От острова меня отделяет рукав Меконга.

  - А! Мадам! Мадам приехала! Мадам хочет лодку! А Мадам будет ждать?

 - Нет, – и задираю нос. Я мадам, елки!

 - Нет! Мадам не может ждать! Тогда 15 000 кип.

 - ОК.

 - ОК!! Мадам! Вот ваша лодка. Она ваша, мадам.

 Я выбрала маленький незатоптанный островок по совету Нома. Солнце клонится к закату. Быстренько нашла бунгало – доллар за ночь - прямо у реки, схватила велосипед и уже на взлете застряла в ресторанчике, наткнувшись на болтунишку из Канады по имени Робби. Он пол-года работает, а пол-года не работает. Тут торчит.

 «Ну, Москва! - говорит. – В Москве ваще можно жить! Вот у нас в Торонто действительно тяжелый климат. У нас заморозки в июне и даже в июле. (Мои вяканья, что у нас тоже, тоже! – пропускает мимо ушей.) Но самый плохой климат в Улан-Баторе – резко-континентальный. А ты, Жанночка, когда поедешь на водопады, будешь через мост проезжать. Этот мост построили французы для железной дороги. Местные бизнесмены придумали брать 5000 кип (14 рублей по нашему) за проезд. Они построили будочку специальную для оплаты - слева от моста. А ты как с моста спускаться станешь, налево не поворачивай, а поезжай направо. Они тебя не догонят, ты же на велосипеде. А вечером приходи к нам в бунгало пиво пить. Мы остановились в отеле «У Мистера Бо», это сразу за заброшенными сваями.»

Дождавшись конца его вдохновенной тирады, вылетаю на тропинку, позвякивая велосипедом. Полной грудью вдыхаю воздух этого райского уголка. Проехала километров 15 на велосипеде по деревням, потом по мосту перебралась на другой остров, где есть водопад и железная дорога. Налево не повернула, и меня действительно не догнали. Воды Меконга, который здесь повсюду, пробираются сквозь скалы и обрушиваются вниз с высоты метров двадцати. Река делится на множество рукавов, и водопад тянется вдоль велосипедной дорожки километра на полтора, с каждой новой точки открывается новый вид, как в калейдоскопе. В закатном свете остров выглядит призрачно.

Остров совсем тропический. Все счастливы, говорят «сабайдии» (добрый день) и улыбаются. Наконец-то я забралась в настоящую лаосскую глубинку. Сфотографировала красивую девочку, которая ходила к реке с коромыслом и двумя ведрами за водой, а она мне сказала спасибо большое -  «Капджай-лалай!» Да пожалуйста, говорю… Лаос! В стране побогаче денег бы попросили. Масаи могли бы и камнем швырнуть за бесплатное фотографирование. А тут еще спасибо сказали. Щедрость… Лаосцы, как и мы – некоммерческие. Улыбаются не когда надо, а когда на душе легко.

Видела грустную свинью на веревочке. Она лежала как собака, положив голову между передними ногами, и на ее наморщенной морде был написан страх перед будущим. Она была рыжая, с черными пятнами. Я с безумной скоростью пронеслась мимо нее на своем гремучем велосипеде, но она врезалась мне в память, как близкое по духу существо, которому присущи вполне человеческие страхи.

Остановила свою машину, чтобы сфотографировать лежащего на травке буйвола со стаей птиц на спине и голове. Эта картина, знакомая по передачам «В мире животных», с детства олицетворяет для меня тропики. Но как только прекратилось громыхание моего транспортного средства, птицы взлетели, буйвол вскочил – как будто они делали что-то неприличное. Жаль, что не удалось снять. Когда на голове у буйвола сидит птица, а сам он уверенно смотрит вдаль, получается образ вождя.

А буйвол это такое гармоничное животное, в котором мирно уживаются признаки коровы и свиньи. Когда животное вдалеке – похоже на корову. Чем ближе, тем явственней проступает под тонкой редкой шерсткой жирное белесое тельце свиньи.

Вернулась в гостиницу затемно. Зажглись новогодние гирлянды. В воздухе вкусно пахнет дымом – точно как у бабушки на даче, когда мне было семь лет. Дети здесь ничего не выпрашивают, заказ в ресторане принимают с чувством собственного достоинства и никуда не спешат. Одинокий австриец не выдержал ожидания, завопил, что хочет есть, к нему подошла пышная хозяйка и сказала – «а! ты хочешь есть! На тебе пока банан, а заказ будет готов ну через пять минут.» Как с ребенком поговорила с ним, в общем.

Когда вам принесут наконец еду, есть ее надо ложкой. Вилкой только кладешь все на ложку. С вилки есть не хорошо. Как у нас с ножа.

Наша свинья, которая живет в нашей гостинице около моего бунгало, вышла за калитку. Прогуливается, копошится в траве. На шее у нее ошейник. Она молодая еще, чуть больше болонки.

Сегодня вечером исполняется три дня и три ночи с того театрального шоу в Луанг Прабанге, когда на мои руки повязали веревочки для духов. Теперь их надо снять, что я и делаю. И тут же ко мне подходит толстая хозяйка гостиницы. С веревочкой. Не слушая возражений, она повязывает мне на левую руку веревочку для удачи. Я ей объясняю, что с удачей-то все в порядке, мне бы вот мужа хорошего! Хочется спокойствия, надежной руки… Нет, говорит. Не надо тебе никакого мужа. Вот удача – это да. Без нее не проживешь! Уютная толстая лаосская женщина. Такая мудрая. Я вот удрала в тропики от московского декабря – может быть, к ней?

Есть мнение

 

 

Главная страница

ДРУГИЕ ИСТОРИИ:

Елена Соболева:
О названии сайта

Первое танго с Парижем

Китайская грамота

Изучая ядро

Дарья Нехорошева:
Вам письмо

Леван Варази:
Земную жизнь пропив наполовину, я...

Елена Днестровская:
Килиманджаро

Бирма

Камбоджа

Таиланд

Как мы съездили на Белуху

Назад в деревню





Hosted by uCoz